Сборник научных трудов
Человек в интеллектуальном и духовном пространствах
стр. 123



получающий. Как в обычной жизни. Причем отношение любезности здесь не следует путать с отношением любви. Оно антропологически шире, поскольку захватывает обе закраины человеческого существо вания — и ангельское в нем, и животное. Кому-то любезен Пушкин. Кому-то, любезна «гадость» порнографии, поскольку позволяет изжи вать (давать возможность выразиться) вытесненное моральным риго ризмом. Недаром в стихии русской жизни параллельно с Пушкиным, Баратынским, Лермонтовым и другими классиками всегда присут ствовал сын священника1 Иван Семенович Барков и огромное число его анонимных соавторов (активное творчество последних на столетие пережило самого Баркова). И он тоже, как и Пушкин, вправе сказать: «весь я не умру...» Культура нуждается в своих раблезианских марги налиях... На ум сразу приходит ахматовское — «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи...»

Но вернемся к основной линии рассуждений. В поэзии и поэтике русской речи конца XVIII — начала XIX века вызревал особого рода антропологический проект, который я имел решимость назвать несколько затертым словом «интеллигенция» (аргументы прозвучат позже — терпение, уважаемый читатель!). Сердцевина этого проекта — новая идея спасения — не в Боге, не в роде, а в лире. В том, что было помечено словом «бытиё» и укоренено в отношении любезности, реали зующимся через текст. Это новая идея человеческой судьбы. Поэтому полезно еще раз вглядеться в судьбоносное отношение любезности М.М. Бахтин был прав, наделив читателя активностью «соавтора». Эффект любезности коренится в провоцирующей функции написан ного текста. Мне любезны, к примеру, B.C. Библер и А.В. Ахутин не столько потому, что этих людей я знал (первого) и знаю (второго) как милых и чрезвычайно интересных собеседников, но прежде всего потому, что чтение написанного ими не просто раскрывает для меня нечто небывалое, мне не раскрытое, но провоцирует к работе соавтор ства. Провоцирует во мне мысли и представления, которые никогда бы в иных условиях не пришли ко мне «в голову», не стали бы для меня способом выражения чего-то сокровенного именно для меня. Того, что ни при каких условиях тому написавшему не станет известным. В чтении текста любезного автора читающий сам обретает спасение, в нем

1

Не случайно священник — один из главных героев маркиза де Сада.

Новости