рефлексия в рамках истмата подчинялась целям не научно познавательным, а идеологически-прикладным. И хотя, в силу претензии истмата на научность своих идеологических программ, критико-методологическая рефлексия и не исключалась полностью из повседневной профессиональной работы тогдашних отечественных социальных философов, но, так сказать, злоупотреблять ею не реко мендовалось. И не рекомендовалось тем более настоятельно, чем более идеологические установки истмата обнаруживали свою нере альность. В этой ситуации любая попытка четко развести в истмате науку и идеологию, оказывалась фактически равносильной утверж дению, что принимать за основание оценки истматовских идей следует не идеологическую ангажированность, но элементы науч ности, содержащиеся в философско-исторической концепции марк сизма. Так что, и для тех, кто пытался исследовать социальную реаль ность, и для тех, кто контролировал такого рода попытки, было очевидно: за разведением науки и идеологии в рамках истмата явно просматривается критическая позиция по отношению к его идео логии — сначала текущей, а в перспективе и стратегической. Понятно, что попытки такого рода всегда более или менее жестко пресекались. Дело не спасали и ссылки на пролетариат, который якобы нуждается именно в научной идеологии. Сколь бы ни были ограниченными концептуальные основания истмата, они тем не менее позволяли даже изнутри различить вопиющую неадекватность его идеологиче ской составляющей той реальности, которая сложилась к тому времени в стране. Во всяком случае, к 60-м годам прошлого столетия это было видно уже и невооруженным глазом. Вот за попытку разли чить в истмате науку и идеологию и дать серьезную критико рефлексивную оценку научного потенциала истмата, собственно, и был наказан В.Ж. Келле и сотрудники его отдела.

Здесь я, автор этих рассуждений, отступаю в сторону и предо ставляю слово самому Владиславу Жановичу.