В ноябре 1903 года Куропаткин опять подал записку, в которой советовал продать китайцам за 250 миллионов рублей южную ветвь китайской железной дороги, возвратить им Порт-Артур, Дальний и южную Манчжурию до Сунгари, а взамен этого выговорить себе права на северную Манчжурию с железной дорогой через Харбин на Владивосток. С этим планом согласились, но потом внезапно одержало верх постороннее влияние, результатом чего была совершенно неожиданная для нашего правительства война. Хотя бы теперь правительство сознало свою ошибку и обратилось к содействию общества! Ничуть не бывало, оно продолжало хранить молчание, как будто бы мнение народа не имеет для него никакой цены.

Итак, японская армия выступила на войну, ясно сознавая, что ей предстоит бороться за самые жизненные интересы своей родины, за всю ее будущность. Наоборот, русская армия начала войну с полным сознанием бесцельности и даже вреда последней. Во время дальнейшего хода военных действий горячее сочувствие народа неизменно сопровождало японскую армию. Каждый успех ее вызывал взрыв восторга, каждая ничтожная неудача (в роде Путиловской сопки и отбитых штурмом Порт-Артура) острой болью отзывалась во всей стране. У народа и армии были одинаковые чувства, билось одно сердце...

Совсем в другом положении оказалась русская армия. Темная народная масса интересовалась непонятной войной лишь постольку, поскольку она влияла на ее семейные и хозяйственные интересы. Самые известия с далекого театра войны проникали в широкие народные круги лишь в виде неясных слухов.

Большинство образованного общества относилось к войне совершенно индифферентно; оно спокойно занималось своими обычными делами; в тяжелые дни Ляояна, Шахэ, Мукдена и Цусимы театры, рестораны и разные увеселительные заведения были так же полны, как всегда.

Что касается так называемой передовой интеллигенции, то она смотрела на войну, как на время, удобное для достижения своей цели. Эта цель состояла в том, чтобы сломить существующий режим и взамен его создать свободное государство. Так как достигнуть этого при победоносной войне было очевидно труднее, чем во время войны неудачной, то наши радикалы не только желали поражений, но и старались их вызвать. С этой целью велась пропаганда между запасными, войска засыпались прокламациями, устраивались стачки на военных заводах и железных дорогах, организовывались всевозможные бунты и аграрные беспорядки. Поражениям армии открыто радовались.

Весь мир удивлялся такому уродливому явлению. С точки зрения политически развитых наций, всякий разговор о перемене режима должен был смолкнуть перед внешним врагом; уважающий себя народ завоевывает себе свободу сам, а не при помощи иноземцев. Однако поведение русской интеллигенции находит себе некоторое оправдание в истории России. В продолжение нескольких веков наше общество было устранено от всякого участия в правительственных делах и вследствие этого поневоле утратило ясное сознание государственности.

В то время как в течение всей войны японская литература в поэзии, прозе и песне старалась поднять дух своей армии, модные русские писатели также подарили нам два произведения, относительно которых критика нашла, что они появились как раз своевременно. Это были «Красный смех» Андреева,