Мартынов Е.И.
Политика и стратегия
стр. 142



и выражали надежду достигнуть этого на условиях уступки Галиции — России и Боснии и Герцеговины — Сербии.

Но Сазонов и слышать не хотел о подобном мире, считая необходимым добиваться «расчленения» Габсбургской монархии. Нужно иметь в виду, что такую притязательность русская политика проявляла уже после Лодзинской операции, когда великий князь Николай Николаевич перешел к обороне на германском фронте и когда в России стал обнаруживаться недостаток артиллерийских снарядов.

Впоследствии, когда военные действия приняли крайне неблагоприятный для русских оборот и война грозила затянуться надолго, при дворе стали брать верх мирные тенденции.

В этом направлении, в пользу сепаратного мира с Германией, на государя влияли некоторые представители правых, особенно Штюрмер, Маклаков и Протопопов, которые в случае продолжения войны предвидели неизбежность уступок Государственной думе в виде реформ, ограничивающих самодержавие.

Что касается оракула царской семьи Распутина, то, как известно, в момент объявления войны его не было в Петрограде.

Затем, в воспоминаниях французского посла Палеолога под 12 сентября 1914 года записано: «Распутин вернулся... О войне он говорит в выражениях туманных, двусмысленных, апокалиптических, из чего заключают, что он ее не одобряет и предвидит великие бедствия»4.

В одном из позднейших писем императрицы к государю сказано про Распутина: «Он был сильно против войны»5.

Вообще не нужно упускать из виду, что все колебания придворных сфер в пользу мира объяснялись отнюдь не заботами о народе, а исключительно лишь желанием сохранить в неприкосновенности самодержавный строй.

В свою очередь, германское правительство несколько раз зондировало почву для мирных переговоров с Россией. Это началось еще весной 1915 года, когда великий герцог Гессенский прислал своей сестре императрице Александре Федоровне письмо, написанное, очевидно, по поручению Вильгельма6.

Затем, в конце ноября 1915 года,министр двора граф Фредерике получил письмо от своего старого знакомого германского обер-гофмаршала графа Эй-ленбурга. Несколько недель спустя княгиня Васильчикова привезла письмо герцога Гессенского министру иностранных дел Сазонову, государю и императрице. Наконец, летом 1916 года тогдашний товарищ председателя Государственной думы Протопопов имел в Стокгольме беседу о мире с германским финансистом Варбургом.

Генерал-адмирал Тирпиц, самый влиятельный вождь германских патриотических партий, в своих воспоминаниях говорит7:

«Осенью 1916 года я разговаривал с русскими, симпатизировавшими Германии, и на основании этих разговоров, в связи с другими признаками, я полагал, что существовала возможность заключения мира. Конечно, я не мог точно сказать, на каких именно условиях такой мир был осуществим, но можно было представить себе следующее основание для успешных переговоров: мы должны были дружески разрешить сербский вопрос, признав десять принятых царем в 1914 году пунктов ультиматума и передав остальные два пункта







Новости