июльское выступление), пусть знают все, что эти попытки будут прекращены железом и кровью».

Повернувшись к правым, он проговорил: «Но пусть еще более остерегаются те (намек на Корнилова и его сообщников), которые думают, что настало время, опираясь на штыки, ниспровергнуть революционную власть».

Непосредственно к Корнилову относилась угроза: «И какие бы и кто мне ультиматумы ни предъявлял, я сумею подчинить его воле верховной власти и мне, верховному главе ее».

Желая убедить делегатов, прибывших с фронта, в своем превосходстве над верховным главнокомандующим, Керенский сказал: «Я правлю как член Временного правительства, и его волю передаю вам, и нет воли и власти в армии выше воли и власти Временного правительства».

О высшем командном составе министр-председатель дал весьма неблагоприятный отзыв, заявив, что царская армия «была телом на глиняных ногах и почти без головы» и что в ней «не было отвечающего требованиям современной войны и строительства военного начальствующего элемента».

Зато об офицерах он сказал: «Здесь, перед Всероссийским собранием, я должен засвидетельствовать глубокое преклонение и великую любовь, которую питает Временное правительство и, полагаю я, вся страна, к мозгу русской армии, к рядовому, боевому, карьеры не делающему, но безропотно, при тяжких условиях, а иногда и испытаниях, погибающему за родину офицерству».

Как сказано выше, в заседании 11 августа Временное правительство поручило Керенскому доложить Государственному совещанию те меры для восстановления боеспособности армии, которые были предложены Корниловым в его докладной записке (3 августа). Однако в своей речи Керенский коснулся этого вопроса лишь вскользь, ограничившись общими фразами и сказав в заключение, что «все будет поставлено на свое место и каждый будет знать свои права и обязанности».

Речи других министров показали, что они между собою плохо спелись и что правительство не имело определенной программы.

С самого начала Государственного совещания среди собравшихся делегатов сгладились сравнительно мелкие партийные различия, и вся масса их распалась на две почти равные по численности группы — буржуазию и пролетариат. Непримиримое противоречие их интересов сказывалось в продолжение всего совещания: то, что встречало горячее сочувствие правой стороны зала, вызывало резкие протесты на левой, и наоборот.

На второй день Государственного совещания, в 2 часа 40 минут пополудни

13 августа в Москву приехал по Александровской железной дороге генерал Корнилов. Ему была приготовлена демонстративно-торжественная встреча. На перроне вокзала выстроился с распущенным знаменем и хором музыки почетный караул от Александровского военного училища. На левом его фланге стала команда женщин — юнкеров училища. Далее расположились депутации Союза офицеров армии и флота, Союза георгиевских кавалеров, Союза казачьих войск, Союза воинов, бежавших из плена, и 6-й школы прапорщиков. У виадука находился Московский женский батальон смерти, а на площади, перед вокзалом, казачья сотня в конном строю. Две последние части,