В своем первом показании, данном судебному следователю через несколько дней после совершившегося факта, он сказал:

«Владимир Николаевич Львов с глазу на глаз сообщил мне, что он уполномочен спросить меня, буду ли я вести переговоры о реконструкции Временного правительства, причем несколько раз упирал на то, что он должен, но кому именно, он не указывал, привезти тот или иной определенный ответ от меня, и ссылался на то, что он сейчас же должен уехать. Не имея определенного указания, от кого исходят эти уполномочия В.Н. Львова, я не счел для себя возможным отказаться от дальнейших переговоров со Львовым, ожидая от него в дальнейшем более точного разъяснения, в чем дело»³.

Львов тогда же показал судебному следователю: «Я прямо вырвал у А.Ф. Керенского дозволение обратиться к разным общественным силам страны с целью сформирования более крепкого кабинета на общенародных основаниях»⁴.

Из приведенного ясно, что Керенский хотел использовать Львова в качестве разведчика и, как мы увидим дальше, последний не только прекрасно выполнил эту задачу, но даже оказался, не подозревая этого, провокатором.

Вернувшись в Москву 23 августа, Владимир Львов тотчас же вызвал к себе в гостиницу «Националь» своего брата Николая и, сообщив ему о полученном от Керенского «поручении», просил его начать переговоры с находившимися в Москве общественными деятелями⁵. Затем, когда в номер вошли Добрынский и Аладьин, Владимир Львов сообщил им, что его «поездка увенчалась успехом и что Керенский согласен говорить о реконструкции кабинета». Аладьин, тут же, в присутствии Львова, записал следующие краткие выводы из его рассказа:

«1) Керенский согласен вести переговоры со ставкой.

2)    Переговоры должны вестись через него, Львова.

3)    Керенский согласен на образование кабинета, пользующегося доверием страны и всех частей армии.

4)    Ввиду этого должны быть поставлены определенные требования.

5)    Должна быть выработана определенная программа.

6)    Переговоры должны вестись негласно»⁶.

Как видно из предыдущего, Керенский хотел лишь зондировать почву, а совсем не давал Львову поручения в столь категорической форме.

В тот же день, 23 августа, Львов в сопровождении Добрынского, выехал в Могилев для переговоров с Корниловым. Аладьин дал им письмо к Завойко, в котором говорилось, что Львов имеет поручение от Керенского к Корнилову. Львов приехал в Могилев 24 августа, то есть в тот день, когда оттуда уехал Савинков. Завойко в ставке не оказалось, но его ожидали к следующему утру. Корнилов принял Львова только поздно вечером. Происшедший разговор они описывают различно.

Львов на следствии объяснил:

«Корнилову я сказал, что имею согласие Керенского узнать его требования, определенно и ясно изложенные. Я коснулся также вопроса о реорганизации власти на началах создания широкого народного кабинета. Зная от Добрынского, что Корнилов вполне в курсе всего, что происходит вокруг него в став