После этого Завойко пригласил Львова и Добрынского к себе завтракать. Во время завтрака он взял телеграфный бланк и на нем стал писать фамилии министров будущего корниловского кабинета, начиная с заместителя председателя Керенского, причем наиболее желательные фамилии подчеркивал. В результате получился следующий любопытный список, который Завойко передал Львову¹²:

«Керенский. Военное мин. и Морское — (Савинков), Лукомский или Алексеев, Колчак. Внутр. дел — Филоненко. Иностранных дел — Аладьин, Петря-ев. Финансов — Завойко. Продовольствия — Вл. Ник. Троцкий-Сенютович. Юстиции — Набоков, Тесленко, Карийский. Земледелия — Аргунов. Народ, проев. — П.Н. Игнатьев. Труда — Ал. Ив. Белоножкин при Плеханове. Торг. и пр. — А.И. Третьяков. Путей сообщ. — Тахтамышев, Шуберский, Шарин. Исповед. — Карташев. Почта и Телеграф. — Лопатин Герм. Призрения — Мо-рачев, Чаплыгин».

Так как многие из этих лиц были совершенно неизвестны, то Львов сказал, что перед составлением кабинета следовало бы пригласить в ставку видных общественных деятелей и посоветоваться с ними.

Завойко тотчас же предложил ему перо и бумагу, сказав: «От имени верховного главнокомандующего можете написать кому угодно».

Последняя фраза могла бы показаться простым хвастовством обнаглевшего ординарца, если бы она не была тут же приведена в исполнение.

Львов сел к письменному столу и написал своему брату Николаю следующую записку:

«Генерал Корнилов просит приехать в ставку выдающихся лидеров партий и общественных деятелей, в особенности Родзянко, немедленно. Предмет обсуждения: составление кабинета. Чрезвычайно важно поспешить откликнуться на его призыв. Телеграфируй число приезжающих и время приезда по адресу ставки князю Голицыну. В. Львов. Могилев, 25 августа 1917 года»¹³.

Эта записка была передана Добрынскому, отправлявшемуся в Москву на следующий день для передачи ее Николаю Львову. Из показания последнего Чрезвычайной комиссии известно, что записка была доставлена ему около

5 часов вечера 27 августа.

После завтрака Львов отправился на вокзал с целью выехать в Петроград для дальнейших переговоров с Керенским.

В ожидании поезда он спросил провожавшего его Завойко: «Для чего они, в сущности, в свой кабинет включают Керенского, когда в душе они против него».

Завойко объяснил, «что это надо, как имя для солдат, но что это только на 10 дней, а потом его уберут».

Львов возразил: «А как же Корнилов поручился за его безопасность?»

Завойко ответил: «Разве может Корнилов ручаться за жизнь Керенского, когда Керенский выйдет из дому?»

Вероятно, не в меру откровенный Завойко выбалтывал то, что у более скрытного Корнилова было на уме. После этого разговора Львов стал опасаться за судьбу Керенского и решил его предупредить.

Прощаясь с Львовым, Завойко сказал: