Млечин.Л.
Президенты России
стр. 110



могучий, в этом не участвует, а замухрышки тут, понимаешь, по литику государственную определяют...»

Разница в положении члена и кандидата в члены политбюро была огромна. Дело не только в том, что кандидат имел право из ложить свое мнение только после того, как уже выступили стар шие по должности товарищи, а в том, что самые важные во просы решались до начала заседания, в Ореховой комнате, где неофициально собирались члены политбюро и заранее все обго варивали. Кроме того, с членами политбюро — просто по теле фону прямой связи — генеральный секретарь обговаривал свои кадровые решения.

Ельцин считал, что он сталкивался с Лигачевым, потому что не привык скрывать свои мысли, его раздражало единомыслие, но другие вспоминают, что на политбюро он обыкновенно молчал. По своему типу Ельцин отличался от остальных членов политбюро. Он не человек речевой культуры, ему было неуютно среди давно об жившихся в Москве умельцев и говорунов.

Ему хотелось первенствовать. Но за огромным столом секрета риата ЦК Ельцин не был первым. Первым был еще более энергич ный и быстрый в словах и поступках Егор Лигачев. В политбюро Ельцин как кандидат и вовсе ощущал себя второсортным. Его это угнетало.

Горбачев пишет так:

«До меня доходили переживания Ельцина, что Горбачев держит в «предбаннике» — кандидатом в члены Политбюро — первого сек ретаря столичной партийной организации, что мешает ему действо вать более авторитетно и решительно. И это, мол, в то время, когда в Политбюро сохранились от прошлого «мастодонты и динозавры», об удалении которых он писал мне 12 сентября в Крым, где я на ходился на отдыхе...

После январского и июньского пленумов ЦК наша номен клатура почувствовала, что начинают затрагиваться ее корен ные интересы, и стала сопротивляться, причем умело, хитро. И Ельцин, как мне представляется, оказался в эпицентре этой борьбы...

Близилась пора отчета о результатах работы, проделанной им в качестве секретаря МГК, а по существу ничего не менялось, обе щания повисли в воздухе...

Ельцин начал нервничать, впадать в панику, в административ ный зуд. Не зная, что делать, устраивал бесконечные разносы, за бывая о своих призывах к развитию демократии...

Или ощущение бессилия, нарастающей неудовлетворенности оттого, что мало удалось добиться в Москве, вывело его из рав новесия, привело к срыву...»

То, что генеральный секретарь снисходительно именует «сры вом», было настоящим бунтом.

Новости