онных преобразований... Вера людей может покачнуться в любой момент. В дальнейшем это риск потерять управление и политичес кую стабильность...

Ельцин объяснил, что дает интервью иностранным журналис там, потому что в советской печати беседы с ним не печатаются. Говорил, что надо поскорее обновлять политбюро и ввести возра стной ценз — до шестидесяти пяти лет. Что не должно быть зон, свободных от критики. Что в партии необходима гласность — и люди имеют право знать, в частности, бюджет партии, на что идут их деньги. Он предложил сократить партийный аппарат, ликвиди ровать отраслевые отделы, отменить привилегии.

—    Считаю, что некоторые члены политбюро, виновные как члены коллективного органа, облеченные доверием ЦК и партии, должны ответить: почему страна и партия доведены до такого со стояния? И после этого сделать выводы — вывести их из состава политбюро. Это более гуманный шаг, чем, критикуя посмертно, затем перезахоронить...

Ельцин произносил слова, которые безусловно нравились и пол ностью соответствовали настроениям общества:

—    Должно быть так: если чего-то не хватает у нас, в социа листическом обществе, то нехватку должен ощущать в равной степени каждый без исключения. А разный вклад труда в обще ство регулировать разной зарплатой. Надо, наконец, ликвидиро вать продовольственные пайки для, так сказать, «голодающей но менклатуры», исключить элитарность в обществе, исключить и по существу, и по форме слово «спец» из нашего лексикона, так как у нас нет спецкоммунистов...

И в заключение он скромно заговорил о политической реаби литации — попросил отменить то решение пленума ЦК, в котором его выступление было признано «политически ошибочным».

—    Товарищи делегаты! Щепетильный вопрос. Я хотел обратить ся только по вопросу политической реабилитации меня лично пос ле октябрьского пленума ЦК. (Шум в зале.) Если вы считаете, что время уже не позволяет, тогда все.

Он стал собирать бумаги, готовый уйти с трибуны.

Председательствовавший на заседании Горбачев почувствовал, что надо дать ему закончить выступление:

—    Борис Николаевич, говори, просят. Я думаю, товарищи, да вайте мы с дела Ельцина снимем тайну. Пусть все, что считает Борис Николаевич нужным сказать, скажет. А если у нас с, вами появится необходимость, то мы тоже можем потом сказать. По жалуйста, Борис Николаевич.

И Ельцин завершил свой монолог:

—    Реабилитация через пятьдесят лет сейчас стала привычной, и это хорошо действует на оздоровление общества. Но я лично про шу политической реабилитации все же при жизни... Вы знаете, что мое выступление на октябрьском пленуме ЦК КПСС решением