цем; последний бежал к Рюрику Ростиславичу в Пере-мышль, а убитого доставили в Киев. Его вдова Кунигунда тогда покинула Русь вместе с дочерью (двое сыновей остались на Руси), которая в Германии вышла за тюринг-ского князя Гюнтера; ее сыном был граф Сиццо ^ио. Можно думать, что галицко-польские отношения оставались враждебными: под 1092 г. сохранилась запись, что Василь-ко Ростиславич с половецкой ратью повоевал Польшу¹¹¹ (это произошло в тот год, когда в Чехии стал править Бржетислав II, сын Братислава, на чьей дочери женат Владислав-Герман, и польский князь перестал платить ему силезскую дань, предусмотренную договором 1054 г.). Переяславский летописец уточняет, что половцы взяли Песочен, Прилуку (видимо, владения либо Киева, либо Волыни) и «ляхов поимали и всю землю» ¹¹².

Повоевали сильно, ибо уже ослепленный волынско-черниговской группировкой Василько Ростиславич рассказывал попу Василию: «Се слышю, оже мя хочет дати ляхом Давыд [Игоревич, союзный волынско-киевскому великому князю Святополку Изяславичу — 1093 — 1113], то се мало ся насытил крове моей, а се хочет боле насы-' титися, оже мя вдасть им? Аз бо ляхом много зла творих и хотел есмь створити и мстити Русьской земли. И аще мя вдасть ляхом, не боюся смерти» ¹¹³ — т. е. и в 1097 г. он пощады в Польше не ждал. Почему так рьяно воевал пе-ремышльский князь с Польшей? Вероятно, обособившись от Киева, он оказался один на один с ее князьями, отнюдь не оставившими цели подчинить хотя бы «хорватскую» часть «червеиских городов».

Общая концепция восточноевропейской политики га-лицкого князя действительно не сулила Польше ничего хорошего. Он установил связи с кочевыми ханствами — с печенегами, берендеями, торками, которые уже выступили ему на помощь, и собирался испросить у брата Воло-даря п Давыда Игоревича их младшую дружину — «и помыслих: на землю Лядьскую наступлю на зиму и на лето — и возму землю Лядьскую и мыцю Русьскую землю». После подчинения Польши он собирался «переяти болгары дунайские», (видимо, речь идет о подунайской болгарской вольнице) и «посадити я у себя», очевидно в Понизье, а уж потом — «проситися» у великих князей Святополка Изяславича и Владимира Всеволодовича «ити на половци» ^ш. Собираясь в 1097 г. в поход на Польшу,