не раздно, но за одинемь быхом щитом быле с тобою и мьстили быхом обиды твоя»⁷⁷. Словом, теперь чаша весов склонилась в сторону Руси, и волынский князь, как бы пи оценивать его побуждения⁷⁸, выступает в той роли, в какой мы только что видели Казимира.

С мужами, дружиной и в союзе с Казимировичами он идет на Мешко III Старого. Последний тоже не хотел войны. Но темпераментный князь полез на рожон, проиграл 13 сентября 1195 г. битву на р. Мозгаве близ Кракова, потеряв немало русских и польских воинов⁷⁹, и укрылся в Кракове. Отсюда дружина отнесла его раненого во Владимир, хотя краковский епископ ГГ елка пытался уговорить Романа остаться защищать столицу⁸⁰. Впрочем, ей опасность и не угрожала, так как Мешко, потеряв в битве сына Болеслава, не думал продолжать войну. Следовательно, волынский союзник содействовал упрочению вл(асти малопольских князей. Вскоре Метко добился поддержки части панства и сел на краковском столе, который с его смертью (15 марта 1202 г.), после кратковременного княжения его сына Владислава Ласконогого, вернулся к Лешко⁸¹. За это время произошли большие перемены в жизни Юго-Западной Руси.

Вернувшись из польского похода, Роман добился мира с Киевом, получив в Русской земле Полоный и половину Торчеока⁸². В 1199 г. в Галиче умер Владимир Ярославич. Хотя у него и были сыновья⁸³, но горожане и часть боярства, видимо, вновь предпочли волынского князя. С помощью войск регентши Елены Ростиславны Роман овладел Галичем, дав повод хронисту Винценгу порассуждать о признании им краковского сюзеренитета⁸⁴. Хропист правильно пишет, что сильное галицкое боярство было решительно враждебно «энергичному»⁸⁵ Роману, который, следуя формулам «не передавив пчел, меду не едать» и «трава не издает запаха, если ее пе потолочь в ступе», жестоко его карал; часть бояр погибла, часть бежала⁸⁶ в Венгрию, в Понизье и, вероятно, в Польшу. За счет бояроких земель князь укрепил свой домен, шедший на раздачу служилым людям. Новыми льготами он привлек на свою сторону горожан⁸⁷. По объединении Волыни и Галичипы Роман предъявил свои права па Киев. Наша летопись подтверждает эти сведения, а одну из этих поговорок Романа мы еще встретим в пей позднее.