бороться за отмену всех исключительных законов для евреев. Эта резолюция несла на себе отпечаток неизжитых колебаний ее авторов. С одной стороны, они считали своим естественным правом выдвижение собственных национальных целей, а с другой, — проявляли явную осторожность в борьбе за признание законности национального компонента в марксизме. Однако, наперекор своим сомнениям лидеры Бунда в начале XX в. внесли в среду российских социал-демократов новый вопрос, которым последние, в отличие от западных социалистов, не занимались — вопрос о нации. Из двух концепций нации, получивших распространение на Западе, — историко-экономической К.Каутского и психологической, разработанной К.Реннером, бундовцы избрали вторую. Вслед за Реннером теоретики Бунда стали рассматривать нацию как союз одинаково мыслящих и одинаково говорящих людей, объединенных общностью внутренней жизни и общностью культуры. Позднее, в 1907 г., концепцию Реннера они дополнили идеями О.Бауэра и на этой основе разработали собственную программу культурно-национальной автономии. В какой-то мере бундовская программа напоминала современную «бельгийскую модель» федерализма: деление общества на два автономных пространства — социально-экономическое и национально-культурное. При этом, как несомненно предпочтительная, выделялась экстерриториальная культурно-национальная автономия. Несмотря на то, что эта программа получила распространение среди части национальных демократических партий России и накануне первой мировой войны ее целесообразность признали меньшевики, бундовцы так и не смогли изжить своих сомнений в ее соответствии марксистским постулатам. После IV съезда Бунда группа его лидеров стала утверждать, что национальный вопрос надо было разрешать не спеша, исподволь, что у бундовцев нет определенного на этот счет миросозерцания. Не было ответов на вопросы: обладают ли евреи всего мира национальным единством и являются ли евреи каждой отдельной страны чем-то единым, противоположным другим национальным единицам, среди которых они живут.
|
