не обладая нужной для этого решительностью, беспомощно болтался между двумя лагерями и не угодил ни одному из них.

Слабость правительства была демонстрирована перед всей Россией и еще более возвысила престиж Корнилова во всех буржуазных кругах, надеявшихся найти в нем олицетворение железной воли. Вместе с тем от поклонения, которым окружали его представители буржуазии, у Корнилова закружилась голова, и он окончательно уверовал в то, что сама судьба избрала его для «спасения России».

Каково же было действительное соотношение сил?

Высший командный состав армии, естественно, был недоволен Керенским и желал его удаления, но он состоял из людей осторожных, думавших главным образом о своем личном благополучии, а потому не желавших рисковать. К тому же в этой чиновной среде сказочно быстрое возвышение Корнилова породило зависть и приобрело ему много тайных недоброжелателей. Зная это, Корнилов из всех главнокомандующих фронтами посвятил в свои планы лишь одного — симпатизировавшего ему Деникина.

Офицеры презирали Керенского, называя его не иначе, как «кликуша», «психопат», «фигляр», «балерина» и тому подобное; они сочувствовали программе Корнилова и готовы были его поддерживать, но не имели уже прежней власти над солдатами.

Солдатская масса чрезвычайно дорожила полученными после Февральской революции свободами и не желала свергать Временное правительство ради военного диктатора Корнилова, намеревавшегося снова взять солдат в ежовые рукавицы. По этому поводу генерал Краснов, принимавший участие в описываемых событиях, говорит²¹: «Для солдат имя Корнилова стало равнозначащим смерти, казни и всяким наказаниям. Корнилов хочет войны, — говорили они, — а мы желаем мира».

Во всей армии Корнилов мог вполне положиться только на Корниловский ударный и Текинский конный полки, численностью около трех тысяч человек, составлявшие как бы его личную охрану Руководителям заговора было известно настроение солдатской массы, а потому они и назначили для наступления на Петроград казачьи части, сохранившие наибольшую дисциплину, а также «Дикую дивизию», относительно коей полагали, что «кавказским горцам все равно кого резать».

Затем, думские и земские деятели, торгово-промышленные сферы, либеральная интеллигенция и все обыватели, жаждавшие «твердой власти», после Московского государственного совещания окончательно отвернулись от Керенского и обратились к Корнилову. Как описано выше, вся эта разношерстная буржуазия устраивала Корнилову овации, засыпала его сочувственными телеграммами и письмами, рекламировала его в своих газетах, травила его противников и вообще всячески подзадоривала властолюбивого генерала на совершение государственного переворота, но, само собой разумеется, выступать открыто, рискуя своей шкурой, не предполагала.

Наконец, вожди пролетариата с особым удовольствием наблюдали борьбу министра-председателя с верховным главнокомандующим, так как она расшатывала власть Временного правительства и подготовляла почву для торжества социальной революции. Однако Керенский представлялся гораздо более